Сергей Карпухин

 

 

Река Оленек.

 

 

Вряд ли теория вероятностей может объяснить то, как часто встречаются в метро знакомые мне лица. Но вот такой встречи уж никак не ожидал. Будто внезапно в душный воздух тесного московского подземелья, жарким июньским днем, вмешался свежий поток прохладного северного ветерка. На мгновение возникло сомнение в моем местонахождении. Знакомая согбенная фигура проследовала мимо в сопровождении молодой женщины и девочки. Миг растерянности проходит, и я бегу вслед:

    Прасковья Васильевна. Вы ли это? Вы узнаете меня?

Старушка какое-то время не понимает, что мне нужно. Но наконец-то в глазах осознание:

    Да, да, конечно, узнала. Я ведь совсем недавно вспоминала о Вас.

В Доме Прасковьи Васильевны я нашел приют в поселке Оленек, где завершил свой прошлогодний маршрут и ожидал  пару дней самолет на Полярный. Предки ее кочевали на тех огромных пространствах, которые мне удалось преодолеть в прошлом году. До ее поколения дошли смутные рассказы о высоких русских людях, спускавшихся на плоту по реке Оленек. Старушка, также как и я, оказалась рада неожиданной встрече. Мы долго беседовали, а на прощание она вытащила заколку из волос и протянула мне:

— Возьмите, приедете в Оленек, остановитесь в том же доме, замок легко этим открывается.

Ах, Прасковья Васильевна, вестница Вы моя. Значит, ждет меня Оленек.

Тем не менее, время уходило, но я все оставался в Москве. В транспортной авиации нет расписания. А я, поверив в процессе предыдущих двух экспедиций в магию чисел, решил этому не сопротивляться и уже намеренно рассчитывал встать на воду 12-го июня, также как и в других двух случаях. Но вылет все откладывался, и мои планы уже явно не совмещались с реальностью. Тогда я прислушался к своим предчувствиям и понял, что если не 12, значит 21. Так оно и получилось. Аэропорт «Полярный» встретил неожиданной жарой. Здесь пришлось прожить еще несколько дней в ожидании борта в поселок Оленек. За это время погода приняла нормальные для этого региона параметры и даже ударилась в другую крайность. И 20-го июня, сидя на любезно предложенном месте между командиром экипажа и штурманом в кабине МИ-8, сквозь периодически возникающие по курсу полета снежные заряды, я разглядывал знакомые очертания реки Оленек.

Я не знаю другой реки такого масштаба, настолько слабо освоенной и мало населенной. Очень редко встречались люди и в прошлой экспедиции и в этой. Но уж если они встречались, то об этом можно рассказывать отдельно. Их забота и доброе отношение ко мне всегда поддерживали ощущение безопасности в этих длительных путешествиях.

Это относится и к моему появлению в поселке Оленек. Заколка от Прасковьи Васильевны не пригодилась. Выйдя из вертолета, я озаботился необходимостью доставить весь свой груз к ее дому. И некоторое время озирался в поисках какой-либо оказии. Через полчаса появился УАЗик и из него вышел респектабельный молодой человек при галстуке. На мою просьбу он сразу же откликнулся. Леонид оказался управляющим местного отделения сбербанка. За те несколько минут, что мы ехали, он успел проникнуться участием к моему мероприятию, и я был приглашен заночевать у него, от чего, и не отказался.

На следующий день, т.е. 21-го июня меня и уже подготовленную байдарку доставили прямо к реке, предварительно ознакомив с местным музеем. Итак, на данном этапе ожидания закончились, экспедиция началась. Впереди полторы тысячи километров реки.

Какое-то время никак не удавалось втянуться в рабочий ритм. А самое главное — не удавалось обрести психологический комфорт. Этому, кроме всего прочего, не способствовала погода. Оленек сразу решил показать свой нрав, поливал дождями, разгонял волну ветрами. Первые три дня еще встречались редко люди. Потом я остался наедине с Рекой. Хотя избы иногда пока попадались, и, в основном, не приходилось ставить палатку для ночлега. Вокруг этих мелких очагов жизнедеятельности местного населения можно было наблюдать разбросанные в беспорядке рога и шкуры оленей. А иногда на берегу валялись скелеты щук, которых тут видимо и за рыбу не считают, просто вытряхивают из сетей, и оставляют на месте. Избы принимали по-разному. Иногда чувствовалась теплота и уют, а иногда странное отторжение. В одной из них так и не удалось уснуть. Только сон подбирался, как сразу же  просыпался от ощущения,  будто кто-то толкает в бок. Потом внезапно сама собой открывалась дверь. Может быть виноват ветер, а может быть,  не принял невидимый хозяин.

Тем не менее,  я перемещался в пространстве и постепенно втягивался в работу. Время также не стояло на месте и незаметно ускорило свой ход. Каждый новый день стал казаться короче предыдущего. Изредка появляющиеся на берегу олени и волки скрашивали мое одиночество.

К исходу девятого дня путешествия стало понятно, что уже завтра реально достичь метеостанции Маак, где должны быть люди, как обещали в поселке. Ночевать в этот день запланировал на устье реки Бекэ. Там, судя по карте и рассказам местных жителей, должна быть изба. Оттуда как раз получается полный ходовой день до метеостанции.

Все шло по плану, и когда Солнце слегка спряталось за горизонт, показалось устье нужного притока. В легких сумерках на берегу реки угадывались очертания избы, подозрительно неправильных геометрических форм. Чуть ближе, прямо на краю обрыва торчало несколько пней. Подгребая к берегу, я всматривался в то место, где стояла изба, пытаясь понять логику ее очертаний. Внезапно боковым зрением уловил какое-то движение. Те самые молчаливые пни превратились в трех волков. Появление гостя оказалось для них также неожиданным. Какое-то время видимо они не понимали, что за зверь передвигается по реке и стремится к их берегу. Волки сбежали к воде и стали сопровождать, несколько отставая. Только когда подошел к берегу и встал во весь рост, они остановились. Все береговое семейство завыло, и, что самое удивительное, выло, иногда переходя на лай. Вот уж не знал, что волки умеют это делать. По крайней мере,  двое из стаи явно были годовалыми щенками и проявляли наибольшее любопытство. Может быть, они никогда не видели человека, но инстинкт заставлял их бояться.

— Мы с вами одной крови, — сказал я вслух, но избу осматривать пошел, захватив ружье. Серая троица же спряталась недалеко в кустах и устроила настоящий концерт. Мои подозрения подтвердились, изба оказалась полуразрушенной, с обвалившейся крышей. Потоптавшись на месте, решил, что палатку здесь ставить не имеет смысла. Растревоженная семейка не на шутку распелась. Вряд ли под это представление можно будет спокойно поспать.

Противоположный берег показался более интересным, но еще 2-3 км пришлось плыть вдоль него в поисках подходящего места для лагеря. Долго еще по долине реки разносился протяжный вой, переходящий иногда на отрывистый и сухой лай.

Постановка лагеря и вечерний быт сегодня затянулись, и в суете удалось лечь спать только в пять часов утра, когда другой, южный берег уже был полностью освещен лучами Солнца. Небо оставалось абсолютно чистым, но холод заставил тепло одеться. Как же я удивился, когда через некоторое время проснулся оттого, что по палатке не стучал, а просто хлестал дождь. На часах оказалось около восьми. Приняв новое состояние окружающей среды как естественную реальность, провалялся в палатке еще несколько часов. За это время дождь надо мной хотя и кончился, но по небу разгуливали угрожающе черные тучи, разгружаясь дождями в некоторых сторонах горизонта.

В этот день для начала влетел в настоящий шторм прямо посреди реки. Встречный ветер поднял серьезную волну, усиленную действием течения на перекате. Уйти к берегу долгое время не удавалось, слишком рискованным казалось встать бортом к волне. Так и пришлось потом долгое время красться вдоль берега, борясь с волной и ветром. Иногда это надоедало, и тогда я вел байдарку с берега. К вечеру ветер успокоился, и на закате Солнца вдали на правом берегу показались долгожданные дома метеостанции Маак. А еще через час вытащил байдарку на берег рядом с кучей разнообразного барахла, говорившего о наличии населения. Поднявшись на высокий берег, увидел несколько изб, в окне одной из них какое-то шевеление.

Первоначальный прием несколько удивил. За столом, погруженная в сигаретный дым, сидела троица и резалась в карты. Среди них одна женщина, явно местной национальности. На меня они почти не обратили никакого внимания. Только спросили, на чем  так незаметно приехал. Некоторое время я топтался на месте в растерянности от почти нулевого эффекта моего присутствия. Потом в соседней комнате что-то зашевелилось, и из нее вывалил лохматый седой русский мужик лет пятидесяти средней комплекции. Он сразу же представился как Петро. Тут все наконец-то встало на свои места. Игроки бросили карты, начали задавать вопросы, предложили чай и еду, помогли разгрузить байдарку. Через час я уже был полноправным жителем метеостанции. А на завтра запланирована баня.

Метеостанция названа в честь первопроходца и исследователя этих мест Ричарда Карловича Маака. Открыта она еще в довоенные годы, а закрыта в 1995 году. Наличие людей объясняется тем, что сюда любит наведываться на охоту глава администрации района. Вот Петро и остался жить тут в качестве егеря и сторожа. За это ему предоставлена возможность вести охоту и рыбалку, а также торговать добычей. Иногда на вертолете или по зимнику сюда проникают некоторые коммерсанты, в основном из Айхала или Полярного. Петро здесь живет с незапамятных времен, когда метеостанция была в расцвете, а рядом стояли геологи. С ним сейчас промышляют его подруга Сардана, Костик-бурят и Николай Васильевич, брат бывшей жены Петра, тоже якутки.

На следующий день была хорошая, жаркая погода, активная фотосъемка, которой мешали взбесившиеся полчища комарья. А основным мероприятием конечно можно считать баню. Неожиданно пришлось оставаться жителем метеостанции не только этот день, но и последующий, потому что пришел циклон и сутки шел дождь с ветром. Моей задержке остальные жители были рады. Не часто здесь появляются гости.

Погода утихомирилась только утром третьего июля, и мне удалось продолжить движение по реке. А двигаться теперь можно было гораздо быстрее. Обильный дождь существенно добавил воды в реке, и скорость течения увеличилась.

В городской жизни мы, конечно обращаем внимание на отдельные проявления погоды, но не так уж часто в суете смотрим на небо. Но погода в условиях такой экспедиции, отдельная тема, привлекающая внимание практически все время. Ведь от этого зависит степень психологического и физического комфорта. Если же пытаться передать состояние и суть окружающего мира с помощью фотоаппарата, то это вдвойне актуально. Крупные перемены и тончайшие изменения обращают на себя внимание, отзываются и на внутреннем настроении. В этом году погода явно не хотела баловать. За всю экспедицию теплых и солнечных дней набралось не более недели. Все остальное время было холодно, даже при наличии ясного неба. Особенно удивляло мое постоянное нахождение в пограничных зонах. Надо мной все время боролись различные воздушные массы. Из-за этого приходилось быть готовым к любым переменам. Все попытки лета установить здесь свои права заканчивались обычно тем, что пришедшее было тепло, выдавливалось обратно на юг холодным ветром с севера. Иногда скорость моего перемещения по реке оказывалась выше скорости перемещения границы зон, и тогда удавалось убежать от дождя. Зато такая неопределенность погоды часто вызывала интересные и неожиданные настроения окружающего мира.

На четвертый день пути от Маака погода также развивалась в неопределенном направлении, но к вечеру неожиданно разгулялась. Стало тепло и безветренно, тянувшиеся с запада щупальца перистых облаков убрались за горизонт. На небе впервые за экспедицию показался тонкий серпик нарождающегося месяца, согрев душу мыслью, что он виден не только мне, но и моим близким и любимым за тысячи километров отсюда. На ночевку остановился в неожиданно обнаруженной избе напротив устья небольшого притока под названием Басалай. Это находится в 70 км, не доходя метеостанции Сухана. В дневнике по поводу погоды записей делать не стал, дабы не сглазить.

Изба оказалась очень маленькой и тесной, но приняла хорошо, подарила уют и спокойствие. А, проснувшись утром, увидел через северное окно изумительно голубое небо и радостно потянулся. Но вот через южное окно, затянутое драной полиэтиленовой пленкой, шел какой-то подозрительно белесый свет. Так оно и оказалось. Ушедшие вчера за горизонт щупальца снова выползли, и вокруг Солнца нарисовалось яркое гало. В южной части небосклона низко над горизонтом уже показались первые серые облака.

Надо сказать, что в этой экспедиции мой график движения сам собой сориентировался не по местному времени, а с западным смещением часа на четыре. Выходил приблизительно в районе двух часов, останавливался в полночь, а просыпался около одиннадцати. Хотя все это было относительно в условиях постоянного дня. Также отправился и в этот раз, провожаемый взглядом выскочившего из леса волка, следы которого видел вчера.

Через некоторое время задул сильный ветер с юга, толкая прямо в спину и добавляя скорости. Хотя поднявшаяся река итак позволяла иметь приличный ход. Показалось вполне реальным пройти 70 км, разделяющих с  Суханой, уже сегодня. Тем временем события на небесах развивались по вполне определенному сценарию. Вот уже передовые отряды пока еще белых облаков, как вражеская конница, протянулись дугой через все небо, выгнутой в мою сторону. За ними, через некоторые промежутки, поспевали все новые и новые волны  все более серых и более мрачных туч. А далее, низко над горизонтом, уже проглядывало сплошное иссиня-черное поле небесной орды. Как ни велика была моя скорость в этот раз, они были быстрее, и постепенно все эти волны настигали, и каждая из них опускалась все ниже. Часа  через четыре за моей спиной зависла сплошная стена клубившейся черной массы. Тут неожиданно навстречу из-за горы вынырнул летящий низко АН-2, волокущий за собой на тросу какую-то болванку. Пролетел надо мной, потом заложил крутой вираж прямо перед угрожающе черной стеной, и полетел в обратную сторону. В знак приветствия я помахал ему веслом. А еще через полчаса наконец-то пошел дождь. Я соответственно ситуации экипировался, затянул бесконечную песню, и стал пробиваться сквозь пелену дождя, пребывая в непонятной эйфории. Всего девять часов понадобилось, чтобы преодолеть эти 70 км и дойти до Суханы. Небывалая скорость в этом путешествии.

Сухана — действующая метеостанция и была основана давно еще как фактория. Кроме того, она выполняет также и роль перевалочной и топливной базы для удаленных геологических участков, работающих в основном по алмазам. Топливо сюда завозится на больших грузовых вертолетах, для самолетов здесь полосы нет. Метеонаблюдения и хозяйство здесь ведут трое радистов-метеорологов, выпускников Новосибирского специализированного училища, поставляющего молодых специалистов для всего Якутского управления. Периодически в эфир морзянкой разносятся сведения стараниями молодой семейной пары Сергеем и Наташей, а также совсем юной девушки Юлечки. Кроме того, здесь обитает Вадим Парфентьевич, исполняющий роль начальника топливной базы и ведущий наблюдения за магнитным полем с целью корректировки магниторазведки, ведущейся как раз с помощью вчерашнего самолета с магнитометром на тросу. Этот метод используется для поиска кимберлитовых трубок. Пятым жителем оказался гостивший у Вадима Парфентьевича его сын Женя.

На Сухане, конечно же, ждал радушный прием. Сразу посадили за стол, накормили, уложили спать в настоящую постель. А на следующий день истопили жаркую баню. Это был день полного отдыха и блаженства. Даже на час включили телевизор. Больше нельзя, потому-что электричество здесь дефицит, так как почти не осталось бензина для движка. Хозяева все время пытались накормить, а Юля взяла личное шефство надо мной. Старалась подсунуть что-нибудь повкуснее, ругалась, если забывал положить сахар в чай. Я безропотно исполнял роль подшефного и называл ее принцессой. К вечеру погода улучшилась, и у меня не осталось шансов пожить здесь еще денек. И девятого июля все население Суханы вышло на берег Оленька провожать гостя в дальнейшее плавание. Каждый пытался одарить чем-нибудь съедобным, и я старался не обидеть отказом. А принцесса по имени Юлечка испекла хлеб и пирожки в дорогу. Но легкая грусть читалась в ее глазах.

Чтобы быстрее уйти от расслабляющего комфорта и вновь войти в рабочий ритм, я решил непременно дойти до ближайшей избы, находящейся в 60 км ниже. О существовании которой поведал ее хозяин Семен из поселка Оленек еще в прошлом году. Это удалось сделать, но, правда, только в шестом часу утра следующего дня.

Я часто ловил себя на непонятных ощущениях в этой экспедиции. Еще за несколько дней до Маака начал слышать странный гул. Поначалу принимал его за звуки летящего где-то за горизонтом вертолета или моторной лодки за поворотом реки. Но ни то, ни другое не проявляло себя визуально, а гул не прекращался, возрастая порой по ощущениям до силы, не уступающей гулу высоковольтной ЛЭП. В голову лезли разные мысли, иногда пугая. Потом я старался не обращать внимания. И наконец-то понял. Из начального озера и окрестных болот, в которых пробивался с байдаркой в прошлом году, в самых истоках Оленька, из всех питающих ручейков, малых и больших притоков, притекающих с огромной территории, собирает Река воду, носитель энергии и информации. Река — это не просто путь следования для воды. Это энергоинформационный поток, имеющий высокое напряжение, несущий к морю. Как кровеносные сосуды раскинулись такие же потоки по поверхности Земли, призванные очищать, питать, поддерживать жизнь планеты и ее развитие. Думаю, никто и никогда не видел весь Оленек, от начала до конца. Мне удалось пройти вместе с ним весь путь, от самых истоков. Став малой частицей великого потока, я смог услышать Реку.

В рабочий ритм удалось на этот раз войти достаточно быстро. Моя жизнь снова потекла размеренно, вместе с течением Реки. И 13-го июля вечером подошел к устью реки Укукит, достаточно большого левого притока. Это приблизительно середина пути всего маршрута. Вот уж никак не ожидал встретить такой роскошный терем в этой глуши. Привычными стали редкие неказистые избы, часто в полуразвалившемся состоянии. Здесь же стояла добротно сработанная, явно недавно построенная избушка с островерхой крышей, покрытой жестью и светлой верандой. Прочные тросы притягивали ее к земле на случай весеннего паводка. Недалеко подстать терему находилась просторная баня. Судя по разнообразным  пристройкам и приспособлениям, здесь обитала рыболовная бригада, которой в настоящее время не оказалось. Внутри избы также все было аккуратно, у дальней стены широкие общие нары, ближе к входу печь, сделанная из большой железной бочки. На столе под стеклом картинки из журналов с женщинами различной степени обнаженности. На настенном календаре рамка сдвинута на 23-е июня.

Устроить бы здесь выходной да истопить баню. Но я решил только переночевать, а на следующий день дойти до устья Беректы, в 12 км ниже, где стоит старая геологическая база. Там все обещали встречу с рыбаками. Конечно, интереснее устроить банный день в людском обществе. Но, к сожалению, на Беректе не только не оказалось людей, но не оказалось и бани. База находится в запушенном состоянии. Несмотря на то, что на берегу стоит несколько строений, приемлемым для жилья можно признать только одно. Так и продолжил свой путь немытым. Зато радовала установившаяся наконец-то летняя погода. А также высокая вода, резво перемещающая меня вместе с байдаркой. Хотя такая погода имела и отрицательные стороны. Сдерживаемое до этого холодом комарье пыталось наверстать упущенные возможности.

Потом стала меняться морфология окружающего рельефа. Достаточно однообразное окружение реки стали украшать известняковые останцы, да и сами горки как-то приподнялись. Первый, достойный особого внимания останцовый комплекс встретился напротив устья Мерчимдена, где и решил заночевать, чтобы завтра заняться фотосъемкой. Но утром стали наползать тучи на небо, и удалось сделать только несколько кадров до того, как сильный ливень согнал с одного из столбов. Загруженная заранее байдарка позволила быстро уйти из дождя, зависшего на одном месте.

Однако ближе к вечеру снова встретился интересный останцовый комплекс на правом берегу. Это я пропустить не мог и решил остановиться в этом месте. Вечером облачность не очень позволила поработать. Зато несколько из активно плескавшихся ленков угодили на сковородку и украсили мой ужин. А утром было много солнечного света и все получилось. Правда, это отняло много времени, и я смог уйти отсюда только в семь часов вечера. Высокая вода и соответственно быстрое течение позволили надеяться дойти сегодня до устья Куойки, что и сделал в третьем часу ночи. Меня встречал стоящий посреди реки на отмели лось, спасающийся от гнуса на продуваемом месте. Поводя длинными ушами, в недоумении глядел он на непонятное существо, передвигающееся по реке.

Куойка порадовала новым останцовым комплексом, будто специально построенным рядом с устьем. Мелко блочная отдельность местных известняков отражалась в причудливом строении столбов, похожих на сложенные из мелких кирпичиков крепостные стены. Это вдохновляло на работу. Но серое небо следующего дня не оставило никакой возможности для этого. Тогда, в ожидании просвета, решил, оставив лагерь, подняться на байдарке по Куойке. Там должно быть обнажение выходящей на поверхность кимберлитовой трубки, о которой рассказывали некоторые люди. Подниматься пришлось не 2-3 км, как обещали, а явно больше 10-ти. К тому же, сей геологический объект совсем не впечатлил. Он интересен тем, что при наличии всех положенных минералов-спутников, в этой кимберлитовой трубке нет самих алмазов. К тому времени погода совсем испортилась, и обратно в Оленек меня из Куойки буквально выплюнул холодный северный ветер.

Бросать весьма выгодный в композиционном плане объект на произвол судьбы не хотелось и пришлось провести здесь еще одну ночевку. Терпеливое ожидание оправдалось, и на следующее утро в разрывах облаков появилось голубое небо, завоевывая все большее пространство. Больше пяти часов ползал я, не жалея сил, между каменными изваяниями в восхищении и в поисках удачных ракурсов. Солнце давно маячило в западном секторе небосвода, когда вернулся в лагерь. Но оставаться здесь еще на одну ночевку не хотелось, и в девять вечера начался отсчет новым километрам. Вот тут со мной произошло что-то непонятное. Запланированное расстояние до устья Бенчиме удалось пройти ближе к утру, где хотел остановиться в избах, обозначенных на карте. Но на месте все оказалось в разрухе. Тогда решил пройти еще немного и установить палатку в хорошем месте. Но в подсознание уже закралась шальная мысль — пройти еще одну суточную норму. Этот вредный импульс не давал остановиться, хотя давно уже хотелось спать. Инерция все толкала и толкала. И только часа в четыре дня удалось остановить себя, пройдя к этому времени уже сотню километров. Эта затея действительно оказалась очень вредной. Мгновенно уснув в шесть часов вечера, проснулся через три часа с ощущением глубокой депрессии и тоски. Спать больше совсем не хотелось. Только забравшись на гору со всей фотоаппаратурой, удалось слегка поднять моральный дух.

Исправить ошибку и вернуть рабочее настроение на следующий день помогла хорошая погода и новые ландшафты. Дело в том, что здесь Оленек вошел в плато Кыстык. Массив рыжих гор, округлых очертаний прорезает здесь река. Берега обильно украшены скалами и останцами. А маленький, уютный и просто очаровательный распадок с ручейком между высокими лиственницами, где поставил палатку, окончательно изменил мое состояние в противоположном направлении.

На следующий день эта часть реки была признана мной самой красивой на всем протяжении от самых истоков. Ночевать в этот день остановился с намерением залезть завтра на красную гору рядом,  с выдающимися из крутого склона стенами с башенками. А ночью стал свидетелем целого представления. Проснулся от какого-то шума, заставившего выглянуть из палатки. Мать-олениха плыла на противоположный берег. За ней, на значительном удалении ниже, вытянув шею в едином стремлении тщедушного тельца к берегу, изо всех сил боролся с течением олененок. Мать призывно и ободряюще покрикивала ему. Уверенный в их успехе снова залез в палатку. Но поспать толком не удалось. Всю ночь рядом с палаткой и вдалеке был слышен топот, фырканье и плеск многочисленных оленей. Оказывается, здесь находится один из путей миграции с одной части плато на другую, разделенных рекой. Хорошо пробитые тропы по распадку и характерный запах подтверждали это.

Однако, несмотря на то, что выспаться не удалось, нужно было выполнять поставленную вчера задачу. Тем более погода идеально соответствовала этому. Подъем на гору показался крутым и нудным. Но когда я поднялся и вышел на плоскую площадку одной из выступающих вертикальных стен, будто специально созданную для обзора, хмурое настроение как ветром сдуло. Плавные изгибы реки, теряющиеся вдали в волнах рыжих гор. Многочисленные зеркала озер в пойме, отбрасывающие серебристый свет или отражающие пронзительно голубое небо, с плывущими по нему невесомыми белыми облаками. Легкий и ласковый ветерок будто подталкивал куда-то. Взгляд жадно поглощал пространство, не упираясь в горизонт, а улетал вместе с ветром все дальше и дальше. Меня не стало, я растворился. Я был здесь и везде, я был всегда и сейчас. Я стал шорохом камней, потревоженных высунувшимся из норы зайцем и осыпающихся по склону. Я стал лучом света, рассыпавшимся брызгами на миллионы радужных искр в невесомой паутинке, поднятой на высоту восходящим потоком воздуха. Белым облаком воспарив и накрыв тенью глубокий распадок, в изумлении слушал мелодичные переборы струй веселого ручейка на дне его. Я только что родился, но мне уже было почти четыре миллиарда лет. Горячее Солнце ласково держало меня в своих ладонях. Далекие звезды касались своими лучами. Я был неизмеримо счастлив и смеялся. Мне было горько и я плакал, не стесняясь слез.

— Я люблю Вас, - сначала прошептал, потом все громче и громче, пока не разнеслось по всей долине.

— Я люблю, люблю…..

Тихим шелестом эхо принесло обратно ко мне:

    Я люблю…..

Тупая боль в сердце вернула к действительности, опустила на бренную землю, приковала к тверди.

Проделав всю необходимую работу, спустился на будто ватных ногах к палатке, заставил себя поесть. Потом молча собрал все хозяйство и отчалил, стремясь к ближайшей цели, пока только к повороту реки, куда упирался взгляд.

А погода наверстывала упущенные за этот сезон возможности. К середине дня Оленек вышел из зоны рыжих гор и вошел в обычные светло-желтые известняки. Вот тут-то они проявили себя максимально в способности построения останцовых скульптур. Великий талант создателя изображал парусники, окаменевшие в своем стремлении одолеть пространство, или трубы органа, несущие свои мелодии по вечности, или лики мудрецов, склонившихся в раздумье над течением Реки–времени. Такое обилие сюжетов заставило слегка растеряться. Но потом пришла правильная мысль. Ночлег решено было устроить рядом с одним из самых интересных сооружений на устье реки Укябиль-Юряге, чтобы утром залезть наверх и поснимать.

Преклонив колено и испросив разрешения, получил молчаливое и благосклонное позволение провести ночь прямо у ног каменных великанов. Сквозь сон ощущалось их оберегающее дыхание. А утром все получилось, погода не испортилась, и каменные изваяния дали себя запечатлеть. В этот день появилось некое чувство завершенности. С легкой грустью и ощущением закончившейся сказки выходил из плато, вместе с Рекой в конце этого дня.

Потом встретились первые люди, которых не встречал уже восемнадцать дней. А ночевать устроился на метеостанции Тюмяти в одноименном поселке, который обозначен на старых картах под названием Склад. Первоначально хозяин метеостанции принял не совсем так, как стало уже привычным. Но потом все утряслось, и меня взяли на постой. Следующим днем позволили истопить баню и устроить генеральную стирку. Поселок когда-то жил неплохо и своим русским названием обязан советской эпохе освоения Севера. Теперь здесь запустение, постоянных жителей около двух десятков. Люди живут натуральным хозяйством.

После банных процедур и отдыха мой путь другим днем продолжился по ставшей очень широкой и просторной реке, в тундровых берегах. Ветру есть где разгуляться, чем он и не замедлил воспользоваться. К середине дня плавание на легкой байдарке стало практически невозможным. Волны захлестывали, северо-восточным ветром относило от берега. Порывы его иногда достигали такой мощности, что срывали с верхушек волн водяную пыль и устраивали не радующие на этот раз радуги. Потом появился олень, бегущий по берегу, и моторная лодка, преследующая его по воде. Олень убежал в распадок, а ко мне подъехала лодка с тремя парнями. Они оказались из Таймылыра, самого большого поселка в низовьях Оленька, в 100 км выше устья. За несколько минут общения мы успели подружиться и мне было предложено составить им компанию, а также обещана доставка к устью, до которого осталось около 180 км. Мысль как-то изменить ход событий, пожить немного жизнью местных жителей мне понравилась и я согласился.

Продвижение к устью затянулось на несколько дней. Этому сначала мешал не на шутку разыгравшийся шторм, не позволяющий передвигаться по реке даже на моторных лодках. Потом непомерное потребление крепких напитков  якутского производства моими покровителями. И только в ночь с первого на второе августа, с одним из новых друзей, мы отправились в Усть-Оленек. Через несколько часов, сорвав очередную шпонку винта на песчаных отмелях, нам удалось подойти к поселку, с трудом отыскав его в густом утреннем тумане. Абсолютная тишина, ни одной живой души в шесть часов утра, кресты могилы Прончищевых сквозь туман над обрывистым берегом создавали ощущение призрачности и нереальности сего обиталища людей на самом краю земли. На краю земли, овеянном славой и трагедией первопроходцев. В 1736 году навсегда остались лежать супруги Прончищевы на холодном берегу Оленекского устья

Насколько удачным оказалось приобретение друзей в низовьях Оленька пришлось оценить еще не раз. Авиация здесь не совершает регулярных рейсов. Но меня посадили на первый же военный вертолет, летящий в Тикси из Таймылыра. Их забота распространялась и дальше. В Тикси уже ждали, и без крыши над головой остаться не дали. Только через неделю мне удалось, опять же с их помощью, вылететь в Москву из этого далекого городка на берегу моря Лаптевых.              

Используются технологии uCoz